{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":0.4,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.1,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power0.easeNone","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
T
Николай Онищенко: «Я только отталкиваюсь от истории. Мои проекты — широкое поле для интерпретаций»
{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":0.4,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":0.2,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power0.easeNone","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}
[ Кристина Романова ] Ваши проекты очень разные по форме и содержанию. Что становится их отправной точкой?
[ Николай Онищенко ] Есть определенный ряд тем, которые мне близки, стилистически схожи. Порой проект инспирирован интересом к некой истории. Самый яркий пример из моей практики — «Перевал» (2018), основанный на загадочной истории перевала Дятлова. Иногда это довольно импульсивная, такая очень быстрая эмоция, основанная на внезапном звуковом опыте («Топь», 2017). Иногда можешь идти по улице, ехать в поезде, и определенное сочетание звуков или образов в тебе что-то вызывает, и ты понимаешь, что хочешь это законсервировать. А художественные практики это позволяют делать.
Николай Онищенко — художник, графический дизайнер. Выпускник художественно-графического факультета Воронежского государственного педагогического университета и Института проблем современного искусства. В своих работах обращается к аспектам восприятия человека в эпоху новых технологий, а также к изменениям в мышлении и самоощущении, связанным с переизбытком информации.
[ К. Р. ] Как бы вы описали свою область художественных интересов?
[ Н. О. ] У меня вызывают интерес разнообразные альтернативные знания о мире. Меня волнует общее ощущение нестабильности и хрупкости тех представлений о мире, с которыми мы живем, растем и которые в нас долго и изнурительно формировала мировая культура и наука. Вроде бы общая картина мира ясна, все довольно стройно, но отчего-то возникают такие зазоры — «сквозняки» ирреального мира. Есть много необъяснимых вещей, которые ты не можешь отследить и зафиксировать.
[ К. Р. ] Начиная проект, вы формулируете какую-то гипотезу, определяющую дальнейшую работу?
[ Н. О. ] Гипотеза — это инструмент из научного мира, попытка что-то раскрыть, что-то доказать. Мне скорее интересно запутать, погрузить зрителя в состояние растерянности, легкого параноидального сквозняка, когда конструкция на первый взгляд стабильна и устойчива, но на периферии сознания ты понимаешь, что с ней что-то не то. Вот эти нестабильность и неуверенность для меня очень важны и интересны. А финал — это когда у тебя есть целостная история и сопутствующая ей драматургия. Я ведь только отталкиваюсь от истории, и то в ряде случаев. Все мои проекты — широкое поле для интерпретаций.
Топь, 2017
Аудио инсталляция
13’
Без названия, 2015
Видео
3’
[ К. Р. ] Раз мы заговорили о финале: каждый ваш проект самостоятелен или они переходят друг в друга?
[ Н. О. ] То общее, что может переходить из проекта в проект, — это интерес к альтернативной истории. Это такой инструмент, который, с одной стороны, находится скорее в маргинальном поле, но при этом способен затронуть пласты информации, которых академическое сообщество обычно не касается.
[ К. Р. ] Наверно, чтобы сформировать альтернативное представление об истории, нужно очень хорошо изучить материал, который уже собрали до вас. Как и где вы ищете информацию?
[ Н. О. ] Все зависит от проекта. Где-то нужно много информации, где-то достаточно пары фактов. Например, работая над «Перевалом», я пересмотрел, наверное, все, что было снято о перевале Дятлова в кино, и документальном, и художественном, прочитал несколько монографий, послушал музыкальные альбомы, связанные с этой историей. В итоге с точки зрения зрителя это почти не отразилось в проекте: он не документальный. Я использовал только одну архивную фотографию для графической работы.
Другой пример: мои видеоработы. В них я всегда избегал нарратива. Это клиповый подход и попытка ответить на вопрос, как простыми инструментами создать образ. В какой-то момент я перешел на одноканальное видео, в котором важно сочетание пластичности времени и звука. Для меня принципиальна атмосфера, и в моих работах, и в искусстве вообще: своеобразное обволакивающее состояние, когда ты зашел на выставку, открыл книгу или включил трек в наушниках — и моментально перенесся в некое особое, четко очерченное пространство и время.
[ К. Р. ] Какой примерно процент материалов исследования остается за кадром в итоговом проекте? О чем зрителю приходится догадываться?
[ Н. О. ] Для меня исследование — скорее отголосок, нечто, на что я реагирую как художник, а затем показываю свою интерпретацию или образ. В моих проектах почти нет прямых отсылок к материалам. Пожалуй, кадр из пленки Дятлова — единственный такой пример. Или вот в случае аудиоинсталляции «Топь» сразу было понятно, что экспозиционное решение нужно свести к минимуму: почти полное отсутствие света, ничего лишнего, один динамик со звуком. Какие-то дополнительные вещи — видео или имитация леса — размыли бы эффект.
[ К. Р. ] Если многое в ваших работах построено на состоянии и атмосфере, нужно ли выезжать на место события, к которому отсылает проект?
[ Н. О. ] Обычно достаточно информации, которую можно найти в литературе, в интернете. Такой подход позволяет сохранять дистанцию, не допускать излишней очарованности местом и темой. Для живописи и графики нужна мастерская, для аудиоинсталляции достаточно ноутбука и колонок. Здесь место уже не очень важно.
Хотя есть и другой пример. В 2017–2019 годах у нас с Дмитрием Филипповым, Сергеем Прокофьевым, Иваном Егельским, Ильей Романовым и Татьяной Мироновой был проект «Экспедиция», связанный с поездками в разные неоднозначные места с сильной аурой и интересной историей. Здесь место имело определяющее значение.
[ К. Р. ] Вы работаете один или в команде? Советуетесь ли с кем-то?
[ Н. О. ] Я определенно не командный игрок, и случаи довольно точного попадания в мои эстетические и смысловые категории крайне редки. Несколько лет назад мы делали совместные проекты с художником Дмитрием Филипповым, и та легкость коммуникации и взаимодополняемость были важны и приводили к интересным результатам. В процессе подготовки сольных работ я ни с кем не советуюсь. Постфактум, конечно, интересно услышать отзывы, но процесс исследования темы и создания проекта я оставляю себе.
[ К. Р. ] Как бы вы сформулировали цель ваших исследований: представить зрителю широкий спектр точек зрения или же сформировать собственное знание о событии?
[ Н. О. ] Я всегда работаю с уже готовым материалом — не провожу интервью, не собираю документальные факты. В моем случае это больше похоже на препарирование разных данных. К примеру, в электронной музыке все конфигурации пресетов, инструментов и эффектов были разработаны и перепробованы музыкантами еще в 1980–1990-е годы, и сейчас остается лишь сделать хороший выразительный трек, не оглядываясь на предыдущий опыт, который невероятно велик и многообразен. В визуальной сфере схожая ситуация: все пластические ходы, эксперименты с материалами и прочее использованы не одним поколением, так что странно ожидать чего-то радикально нового. Какие-то импульсы сюрреализма и даже абстракции можно найти и в искусстве Средних веков.
Есть еще момент: меня интересуют механизмы манипуляций. То, как можно разными инструментами менять и переворачивать изначальный контекст и делать из него даже не новое, а именно что альтернативное, смоделированное событие, факт, историю. Знание всегда конкретно. А область моих интересов — скорее то, что подвижно, зыбко и не имеет очерченной конкретики. Это все-таки не совсем знание.
Astra, 2015
Видео, звук
7’
«Перевал», экспозиция в галерее «Триумф»
2018
Цитадель, 2015
Видео, звук
7’